Огораживание
Огораживание — возможно, ключевая тема для нестоличной России XX века. Превращение сельского жителя в горожанина – универсальный сюжет в рассказах новосибирских старожилов, большей частью вчерашних выходцев из деревень.
В простом человеческом измерении этот долгий и драматичный процесс запечатлен в городской памяти. Это живые рассказы людей, ставших частью большого города, но сохранивших свою индивидуальность….
Текст, подписи: Евгений Антропов
Фото и аудиозаписи — из архива Центра устной истории / Музей города Новосибирска
Привезли меня в город, когда коллективизация началась. Тогучинский район, село Юрты. Вот оттуда, в 30-м году, когда вот эта катавасия началась, отцу – он, ну, неграмотный был – напел староста, это мне мать рассказывала, церковный какой-то, что здесь будет черт-те знает что, что надо отсюда бежать. А мудрый дед, Максим Александрович, говорил: «Ну куда ты бежишь? Сиди, и живи». Неееет, его с панталыку сбыли. А большинство кемеровских приехали. А потом мать мне и говорит: «Классического земледельца, у которого все село училось работать с землей, оторвали от земли, в город попал. А в городе стал алкоголиком». Вот и вся любовь. Я очутился в городе»
[Ковешников Д.И. / ЦУИ. Интервью].
В 1934 году, мне было тогда 12 лет, пустили первый трамвай. Мы, ребятишки, обрадовались и побежали от ЦК швейников (Синар) до улицы Рабочей и до Оперного театра. У трамвая была внизу тяга, швеллер. Билет стоил 3 копейки, мы садились на приступочку и катались. Первым водителем была Агафья Никифоровна Ковязина, деревенская женщина с Желтоногино, из старообрядческой семьи. Она приехала в город и окончила курсы. Первый в городе трамвай водила женщина. Так как мы ее знали и были из одной деревни, катались бесплатно
[Гутов А.Ф. / ЦУИ. Интервью].
Вообще было четко видно закаменских. Закаменские – это была своя шпана. В прохорях, это очень модно было, с фиксой… вот, надраенные прохоря, какая-то наколочка, значит, кепи соответствующее. Вот такая публика, но она доминирующей не была…. А в Нахаловку мы не шли, там были свои хозяева, и туда никто не лез. Закаменские – у себя, эта публика – по Красному, а нахаловские – у себя ….
Мы когда были студентами, вернее, слушателями, так назывались, значительная часть жила за Каменкой. Так была у нас бессмертная шутка – «Ты куда собрался? Да, на Левый берег Каменки, 742». Были там такие астрономические номера – 1800, Левый берег Каменки, 1800 – иди, попробуй, найди….
[Ельский Э.И. ЦУИ. Интервью].
Ну, были, «бакланы» назывались, вот эти хулиганы назывались, наши красногорские с лесковскими, ну, как-то ссорились. Но драк таких, как сейчас – поножовщина…. Кровь появилась – все, никаких делов
[Ковешников Д.И. ЦУИ. Интервью].
Когда расформировывали спецконтингент (трудопоселенцев) после 1950-х, целые потоки направлялись в одни кварталы – близ заводов. Приходилось тесниться – пристраивали к стене одного дома стены следующего – вырастали настоящие трущобы – это и была Каменка [Соколов С.Л. ЦУИ. Интервью]. ГЭС тогда не было, воду не спускали, лед был крепкий, и мы на лыжах катались на другой берег, до Бугров. Там была, конечно, своя шпана, и если остаться там в малой компании против местных, можно было легко лишиться лыж
[Соколов С.Л. ЦУИ. Интервью].
ИЗ РАССКАЗОВ СЕРГЕЯ АНТОНОВИЧА ЯВНОВА
СЕРГЕЙ АНТОНОВИЧ ЯВНОВ
